Александр Островский: Тушино. Сцена седьмая

Окопы Лисовского под Троицким монастырем. Земляной вал; за валом вдали видны стены монастыря. Ненастные осенние сумерки; дождь и сильный ветер.

Епифанец лежит у костра. Есаул и несколько казаков поддерживают огонь. Вдали музыка и пальба из пушек и ружей. На валу казаки.

Смотреть с валов, не видно ли чего

В монастыре.

Покуда не видали.

Светлеет что-то!

Господи, помилуй

Рабов твоих!

Сиянье по стенам.

Смотри верней, да с верою, со страхом,

А после нам скажи, коль что увидишь.

Присядь к огню, погрейся, обсушись.

И холодно, и вьюга-непогода

Слепит глаза, и угощают знатно

Калеными орехами со стен.

С добра-ума убрался с казаками

Целехонек от келаревой башни,

Из-под огня, и больше не пойду.

Помилуй Бог! помилуй Бог! Охота ль

На драку лезть ни с чем.

Поляки бойки,

Ну, пусть они и бьются в стены лбом!

Не прошибить — крепки, да и толсты:

Сажен пяти от низу до зубцов,

А в толщину — где три, а где и больше;

Попрыгают поляки на бахметях,

Полаются на каменные стены,

Как пес на месяц — съел бы, да высоко,

И с тем уйдут.

Не мало их поляжет!

Монахи им живые не дадутся.

Монахи что! Угодники Господни

Монастырю дают святую помощь;

Мы с музыкой идем, с гуденьем, с вопом,

Пьянехоньки, — а там святые старцы

Молитвою укреплены, постом,

И ратники с благословеньем божьим

Отпор дают под звоном колокольным.

Я сунулся, да тоже взял назад,

Бежал, как вор, дрожа как лист, как Каин

От Господа. Повел свои я сотни,

Когда совсем стемнело. Вот идем,

Потупившись, глаза поднять боимся

На темную ограду, что-то давит,

Гнетет тебя. Я раз взглянул и два —

И помертвел: в сиянии небесном

Угодники со стен на нас грозятся

И от врагов обитель ограждают

Каждением и крестным осененьем.

Святой водой кропят. Великий трепет

Объял меня! Махнул своим казакам

Скорей назад, назад, давай бог ноги.

Да вот и здесь еще лежу, трясусь

И думаю: да что мы, черти, что ли,

Что воевать пришли святое место.

Немного тут возьмешь! Сбираться на Дон,

Домой идти, покаяться скорее,

Замаливать свой грех, покуда жив.

Ведь есть одно у нас святое дело —

Крушить татар ногайских; мало нам!

Епитимью возьму себе на сотню, —

Ты думаешь поклонов? нет, голов

Татар поганых, — может, Бог простит.

Входит Ураз с татарами, за ним раненый Беспута.

Ну, что, Асан, не много взял?

Молчи!

Аллах! Аллах! Такой война не нада!

Дождетесь вы! Молитвы не помогут

И не спасут колокола. Беспута

Заплатит вам за раны и увечье

Сторицею! Пробьем до вас дорогу,

Не пушками, так саблями продолбим,

Натешится душа моя.

Беспута,

Ты о каком увечье говоришь?

Нога болит, рукою не владею,

Я в ров упал; стрелою угодили

Под левое плечо.

А, видно, ловко

Попал тебе; кольчугу продавило,

И хмель прошел!

Мы двигали тарасы

И лестницы, вдруг свистнуло в ушах,

И я, как сноп, лечу.

Щиты, тарасы

К монастырю свезли, а сами прочь

Ни с чем ушли. Спасибо завтра скажут

Монахи вам, — им топки на две будет,

На братский хлеб, на монастырский квас.

К монастырю тарасы! Пан Лисовский

С Сапегою и на небо полезут

По лестницам.

До неба нам высоко,

А монастырь возьмем. Не отсидятся

Монахи в нем, хотя бы на защиту

К ним ангелы явились.

Спалим огнем его, порубим ратных,

Мучительски монахов перемучим

И поживем награбленным добром

До сытости и до отвалу.

Будто?

Поди-ка ты, какой проворный стал.

А вы зачем бежали?

Надо было.

Не твоему уму про это ведать.

Без нужды я не побегу.

Болтай, болтай! Бежал, боялся Бога.

А ты пошел, рука-нога болит,

Еще пошел, совсем кончал.

Робятки!

Давайте нам поесть чего-нибудь.

Хвастливое-то слово гнило. Утром

Хвалились нам паны, что монастырь

Возьмут они взятьем; что мы недолго

Под Троицей в окопах простоим

И двинемся к Переяславлю ратью,

Потом в Ростов и дальше.

Не поверить

Панам нельзя, поверишь — ошибешься.

Придется нам зазимовать.

Пробьемся

И год, и два, и больше. Хорошенько

Насмотримся на каменные стены

Издалека, а близко не подпустят,

И прочь пойдем.

Утеха не велика.

Тоска возьмет и совесть одолеет.

Я по себе скажу: по воле царской

Стоим мы здесь; да, видно, Бог не хочет

В разор отдать святыни монастырской.

Зараз бы взять, и разговор короткий,

Покаялся б уж после заодно

За все грехи. А год бороться с Богом

И каждый день, вставая и ложась,

На те ж кресты молиться, по которым

Из пушек бьем; сшибать колокола

И с музыкой ходить против святыни,

Разбойником быть мало, — окаянным

Быть надобно.

Что правда, друг, то правда.

Они поют молебны, по стенам

С иконами, с крестами, с водосвятьем,

А мы по них стреляем из наряда.

Ползи к стене в потемках, не защита

Железная кольчуга от пищалей.

Убьют тебя — не страшно: умирать же

Когда-нибудь, от смерти не уйдешь;

А вот беда: Господь-то запятнает

Да жизнь продлит; всего поискалечит,

Сведет дугой, отнимет ноги-руки

И знаменье положит на челе.

Живи потом на свете, людям на смех,

Калекою, детям на поруганье,

Отмеченный, что ты боролся с Богом.

Готов служить царю я, государю

Димитрию Иванычу, и буду

Изменников его и жечь и грабить,

Да только укажи другое место.

Хоть свой же дом спалю, а здесь неволей

Опустишь руки, голову повесишь.

Здорово, брат! — Откуда?

В Переславле

Замешкался. Работы много было.

Да труд зато недаром; переславцы

Взялись за ум, в измене повинились

И в Тушино отправили гонца

С повинною. Сбираются к Ростову

Отплачивать старинные обиды

И приводить ростовцев ко кресту

Природному царю и государю

Димитрию. Мне гетман пан Лисовский

Приказывал собрать людей немногих,

Кому стоять под Троицкою скучно,

В Ростов вести, на помощь переславцам.

Пожива есть; кто хочет, собирайся

В Ростов идти.

На свадьбу, на веселье

Зови меня, так, может, не пойду;

А вот в Ростов, так полечу на крыльях.

Давно я жду отрады, добираюсь

До города Ростова. Ну, Беспута,

Ты жечь и грабить лют; тебя беру я

В товарищи. Ростовским воеводой

Обижен я, пойдем считаться с ним!

Я головы жалеть не буду, только б

Сойтиться с ним лицом к лицу, напомнить

Про старое. Недаром я божился,

Зарок давал его обиды кровной

Не забывать.