• Приглашаем посетить наш сайт
    Есенин (esenin-lit.ru)
  • Не было ни гроша, да вдруг алтын.
    Действие четвертое

    Действие: 1 2 3 4 5

    Действие четвертое

    ЛИЦА:

    Крутицкий.

    Анна.

    Настя.

    Епишкин.

    Фетинья.

    Мигачева.

    Елеся.

    Петрович.

    Лютов и два будочника.

    Декорация та же. Рассветает.

    Явление первое

    Анна и Настя выходят из дому; Крутицкий в кустах сада Епишкина.

    Анна. Михей Михеич, где ты бродишь?

    Крутицкий (выходя из кустов). А? Кто тут? Кто тут? (Увидав Анну.) Ты зачем? Ты что не спишь? Ты спи, спи! Я стерегу.

    Анна. Отдохни немножко, ты старый человек.

    Крутицкий. Нет, нет, ты поди спи, ты спи!

    Анна. Да как мне уснуть-то! Ты всю ночь бродишь; Настя вот с вечера все металась да бредила, а теперь вот проснулась, плачет. Мы бы посидели на крылечке. А ты бы пошел, соснул.

    Крутицкий. Нет, нет, я тут погуляю.

    Анна. Ну, как хочешь. Сядь тут, Настенька! Ветром тебя обдует, лучше тебе будет.

    Настя. Какой страшный сон! Я и теперь вся дрожу!

    Анна. Да ты что видела, милая? Чего так испугалась?

    Настя (в дремоте). Будто иду я по улице и вижу свои похороны. Несут меня в открытом гробе…

    Анна. Ты засыпаешь, никак?

    Настя. Нет. И сама я на себя смотрю. И все я будто прячусь от людей, все совещусь. Надета на мне шинель, старая, изорванная, и странно… какая-то она двуличневая. В одну сторону отливает одним цветом, каким уж — не помню, а в другую золотым… Спать хочется… Так и сквозит, просвечивает золото. И, как будто… (Засыпает, прислонясь к плечу Анны.)

    Анна. Ну, уснула.

    Настя (во сне). Держите меня, не выпускайте!

    Анна. Э, матушка, вот ты что заговорила. Настенька, проснись! Пойдем в комнату, там уснешь.

    Настя. А? Что вы? Где я? Пойдемте!

    Анна. Михей Михеич, мы пойдем домой.

    Крутицкий. Идите, идите, я постерегу.

    Анна. Что ты, Михей Михеич, все стережешь! Этак и в самом деле подумают, что у нас денег много. Еще убьют, пожалуй; с тобой до беды доживешь (Уходит, Настя за ней.)

    Крутицкий. И убьют, и убьют. Чувствует, бедная.

    Из лавки выходит Лютов.

    Явление второе

    Крутицкий, Лютов.

    Лютов (в дверь лавки). Сделай милость, Истукарий Лупыч, не торгуй по ночам! Нехорошо. (Подходит к Крутицкому.) Ну, что?

    Крутицкий. Не были, не пришли нынче. Что делать-то, не пришли.

    Лютов. Да и не придут. Только вы полицию беспокоите.

    Крутицкий. Нет, батюшка, Тигрий Львович, нет. Уж я вам их заманю, нарочно заманю. Я старый подьячий, я свое дело знаю. Разом всю шайку накроете, орден получите.

    Лютов. Недурно бы.

    Крутицкий. Верно, верно. Я сам слышал своими ушами, как они сговаривались.

    Лютов. Ну, теперь светло, я свою команду возьму. Надо квартал дозором обойти. (Подает руку Крутицкому.)

    Крутицкий. Уж завтра-то не откажите, батюшка, батюшка. (Подобострастно берет обеими руками руку Лютова и несколько раз кланяется.) Возьмите теперь, возьмите.

    Лютов дает свисток и уходит; два будочника выходят из кустов и издали идут за ним.

    Я от старых сыщиков слышал: никогда ты вора не хватай прежде времени, не мешай ему, не мешай, а то он на суде отвертится. А ты дай ему дело сделать, дай ему простор, да тогда и бери его. Вот мы их впустим, да и дадим им время распорядиться… Ведь, может быть… Что делать-то! Что делать-то! (Утирает слезы.) Может быть, они Анну и тук! (Делает рукой жест, как рубят топором.) Что делать-то! Зато уж всех на каторгу, всех на каторгу. Жаль Аннушку, да что ж! Это смерть хорошая; все равно что мученица. Да, да. А воров-то на каторгу.

    Входит Елеся.

    Явление третье

    Крутицкий, Елеся.

    Крутицкий. Откуда ты?

    Елеся. Где был, там нету, Михей Михеич!

    Крутицкий. Что ж ты бродишь по ночам! Что ты бродишь?

    Елеся. Будешь бродить, Михей Михеич, как из дому-то ухватом. Разве б я спать-то не умел? Да, видно, скачи враже, як пан каже. Вот и скачи по холодку-то и слоняйся, как вор.

    Крутицкий. Да, как вор, как вор.

    Елеся. А что у нас тут воров, Михей Михеич!

    Крутицкий. Много?

    Елеся. Страсть! Я всех знаю.

    Крутицкий. Знаешь?

    Елеся. Знаю, Михей Михеич. Я по ночам рыбу ловлю, так часто их вижу. И, как их увижу, сейчас с ними в разговор: «Здравствуйте, господа жулики!» А они мне: «Здравствуйте, господин Мигачев!» — «У меня, в моем переулке, чтоб честно и благородно!» — «Слушаем, Елисей Иваныч!» — «А то смотрите!» — «Будьте покойны, Елисей Иваныч!» Вот я как с ними! Я над ними командую, задачи им задаю. Видели у Ларисы собачку маленькую, лохматенькую? Это я ей подарил. Говорю: «Господа жулики!» — «Что угодно, Елисей Иваныч?» — «Вы, говорю, по разным местам за своим промыслом ходите, так уж вам кстати. Чтоб была мне, говорю, собачка, маленькая, лохматенькая, хвостиком вот так!» — «Предоставим, Елисей Иваныч». Через день готова в лучшем виде, так точно.

    Крутицкий. Ты мне их укажи как-нибудь, чтоб мне их в лицо-то знать. Укажи!

    Елеся. Извольте. Да вот сейчас все эти воры подле нас будут.

    Крутицкий (с испугом). Где? Где?

    Елеся. А вот сюда в лавочку один по одному соберутся. Квартальный ушел из лавки?

    Крутицкий. Ушел.

    Елеся. Ну, так уж гляди, есть кто-нибудь.

    Крутицкий. Как же я их не видал?

    Елеся. У них с той улицы особый ход есть. У всякого плута свой расчет, Михей Михеич.

    Крутицкий. Много их?

    Елеся. Человек восемь. Сбудут свой товар Истукарию Лупычу да уж налегке и разойдутся по своим местам. Вон в окошечко смотрят.

    Крутицкий. Куда смотрят?

    Елеся. Дозор нейдет ли, да и на вас поглядывают.

    Крутицкий (прячась за Елесю). На меня?

    Елеся. Что, мол, такой за новый сторож проявился. Им тоже нужно сторожей знать; они тоже свою осторожность должны иметь.

    Крутицкий. Я не стеречь, я так вышел, погулять, не спится.

    Елеся. А дубина-то зачем с вами? Ха-ха-ха!

    В лавке хохот.

    Крутицкий (испугавшись). Я брошу ее, Елеся, брошу ее.

    Елеся. Бросьте лучше; а то ведь она об двух концах. (Хохочет.)

    В лавке хохот.

    Крутицкий. Чему они смеются, Елеся, чему?

    Елеся. Страсть напущают.

    Крутицкий. Они нас это, нас пугают?

    Елеся. Да вы не бойтесь. Это они игру ведут. Так, шутя. А все ж таки, чтобы и опасались. Что же это вы такое стережете?

    Крутицкий. Молчи ты, услышат.

    Елеся. Видно, у вас и вправду денег много.

    Крутицкий. Молчи ты, молчи, болтун! Эх, какой ты болтун. Ну, что ты болтаешь, ну, что! Ведь услышат!

    Елеся. Ну, а нет, так нет. Мне что.

    Крутицкий. Да зачем болтать, зачем болтать? Ну, услышат, что у меня деньги, ну, убьют меня, ну, туда мне и дорога, я уж старик. А тебе-то нехорошо; ты молодой человек, а все болтаешь. Так вот болтуном и прозовут, и нехорошо. Все и будут: болтун да болтун! Ну, что? Ну, что?

    Елеся. Да я к примеру, Михей Михеич.

    Крутицкий. Да не надо мне твоего примера.

    Елеся. Ведь я какой человек?

    Крутицкий. Какой? Глупый.

    Елеся. Нет, погодите! Я вот какой: будь у вас в кармане сто тысяч…

    Крутицкий (зажимая ему рот). Провались ты!

    Елеся. Нет, постойте! Хоть бы доподлинно, я никому не скажу! Мне что за дело! у вас в кармане деньги, значит…

    Крутицкий. Разбойник, разбойник! Вот навязался. Там слушают, пугают, а ты…

    Елеся. Ну, и значит, ваше при вас, а мое дело сторона. Так аль нет я говорю? Что мне до чужих денег, хоть бы у вас их миллион.

    Крутицкий (замахивается дубиной). Провались ты!

    Елеся. И провалюсь. Пойти метлу поискать да улицу подместь. Все-таки на улице порядок да и моцион, а то что-то меня к утру-то ветерком пробирать начало. Калитка-то у нас заперта. Да вот кто-то выходит.

    Выходит Петрович.

    Явление четвертое

    Крутицкий, Петрович.

    Петрович (про себя). Это кто? Михей? Он и есть. Ого! Какую дубину прибрал! Как награбленное-то бережет.

    Крутицкий, увидя Петровича, отворачивается.

    Что отворачиваешься от знакомых? Ты погляди на меня.

    Крутицкий. Невежа ты, вот что. Я чиновник.

    Петрович. Чины мы будем днем разбирать, а теперь, благо никого нет, поговорим запросто.

    Крутицкий. Иди своей дорогой, куда шел.

    Петрович. Вот что я тебе скажу! Ты в такую пору на улицу не выходи, а то, брат, неровен час…

    Крутицкий. Нечего мне бояться.

    Петрович. Ишь ты святой какой! Нечего ему бояться. Мало ль ты народу-то обидел? Мало ль по миру пустил? Ты меня бойся!

    Крутицкий хочет уйти.

    Куда ты, куда? (Останавливает его.) Нет, ты поговори со мной!

    Крутицкий (злобно). Я тебе ничего не сделал. Отойди, отступись! Служил я, так со всех брал, ты не лучше других; ты мне не отец родной, чтоб с тебя не брать. Ты сам по делам ходишь, сам с людей берешь.

    Петрович. И сам беру, и знаю, как люди берут, ты мне не толкун. Попался тебе баран лохматый, ну, и обстриги его. А ведь ты со шкурой норовишь. Ты у меня с деньгами-то полбока вырвал. Я барином зажил, а ты меня сразу в нищие разжаловал. Только одна своя душа осталась, а то все ты отнял. Ты из меня, как паук, всю кровь высосал.

    Крутицкий. Долго же ты помнишь! Ишь, какой памятливый!

    Петрович. Век не забуду. И не попадайся ты мне лучше, не вводи меня в грех.

    Крутицкий. Мы не в бессудной земле живем, не в бессудной.

    Петрович. Ну, да уж в Сибирь пойду, а тебя доконаю. Отольются тебе мой слезы.

    Крутицкий (толкнув Петровича). Отойди от меня! Поди, поди!

    Петрович. Ну, ты потише; а то ведь я из тебя баранок наверчу.

    Крутицкий (замахивается дубиной). Отойди, говорю тебе!

    Петрович. Что! Ты дубиной грозиться! Ах ты, мухомор! (Отнимает дубину.) Тряхну хорошенько, только тебе и житья! (Замахивается дубиной.)

    Крутицкий (бежит и задевает шинелью за дерево). Ай, ай! Кто меня держит? Пустите!

    Явление пятое

    Крутицкий один.

    Крутицкий. Вот он какой! Вот он какой! Насилу дух перевел. От него бегать надо. Он злой человек. (Задумывается.)

    Вдруг в лавке громкий хор: «Хороша наша деревня». Крутицкий в испуге со всех ног бросается к своему крыльцу. На ходу, подле лавки, у него из шинели выпадает сверток. Он этого не замечает.

    Разбойники! Оглашенные! Измучили они меня. (Садится на крыльцо.) Ох, сил моих нет. Сердце упало. Всех бы вас кнутиком, кнутиком: не воруй, не воруй! Да и этого стряпчего вашего тоже: «не пиши фальшивых паспортов». Что он тут про шинель болтал! Нет, шинель (встает и гладит рукой по ворсу) хороша. Повытерлась кой-где, ну, носишь, носишь, так по шву, разумеется, разорвется. А на то есть иголочка да ниточка. Нет, шинель хороша: а ежели издали поглядеть, так она почти новая. Глупый ты стряпуга! «Худа она, по швам ползет». Ах ты, глупый! А кабы ты знал, что эта шинель стоит! Хорошо мне в ней, радостно. Шубы собольей не возьму за нее, десяти, ста шуб. Смейтесь надо мной, бейте меня, я стерплю. Я завернусь в свою шинель, мне и хорошо, мне и тепло, мне и весело, да еще сам над вами посмеюсь, над всей Москвой посмеюсь. Чиновник в худой шинели! А не знаешь ты, глупый человек (оглядываясь), что я из одной полы пять домов каменных выстрою; из другой полы пять деревень куплю. Тут и твои деньги целы. Все тут, все со мной. (Ощупывает подкладку шинели и радостно смеется.) Вот они, вот они! Вот и здесь, вот и здесь, вот… Ах, ах, потерял! (Обезумев от испуга, опускается на ступени.) Нет, нет, найдутся. Куда им пропасть? Я вдруг духом упал; вот я посижу, вздохну немножко да и найду. За подкладку завалились, за подкладку. Да, да. А зашивал, а зашивал! Эх, Михей! Вот я пошарю сейчас. (Опускает руку.) Страшно! А ну, как там нет! Нет, я подожду искать. Ну, что же, ну, хоть и потерял, ведь я здесь потерял, здесь и найду. Вот… где я ходил? Здесь я ходил, в саду я прятался, вот и поищу, вот и найдутся. Здесь никто, кроме меня, не ходил? Да нет, право, не ходил, ей-богу, не ходил… Ах! (Ударяет себя рукой по лбу.) Елеся ходил… он ходил, он и в саду был… Нет, кажется, не был. Да нет, нет, не был. Что я! Да тут они, тут. Вот опущу руку, и тут. А я было… Хе-хе-хе!

    Елеся выходит из калитки с метлой.

    Явление шестое

    Крутицкий, Елеся.

    Елеся. Михей Михеичу, снова здорово!

    Крутицкий. Елеся, поди сюда.

    Елеся. Какие дела, Михей Михеич? Что это вы, об чем плакали?

    Крутицкий (заикаясь). Нет, я ничего. О чем мне? О, Елеся, ты хитрый?

    Елеся. Я хитрый, Михей Михеич, хитрый.

    Крутицкий. Ну, ничего. А ты не завидуешь?

    Елеся. Завидую.

    Крутицкий. Кому?

    Елеся. Богатым.

    Крутицкий. А как этак… ты зорок глазами?

    Елеся. Зорок, за версту вижу.

    Крутицкий. Ну, а если ты найдешь что-нибудь?

    Елеся. Кончено дело, не отдам.

    Крутицкий. Грех-то какой! (Показывает рукой.) Гляди, вон церковь-то, вон крест-то!

    Елеся. Оченно я вижу.

    Крутицкий. Бога-то ты не боишься? Ах, грех-то!

    Елеся. Нет уж, вы не беспокойтесь! Мы это соблюдаем в лучшем виде.

    Крутицкий. Ну, коли ты бога не боишься, так вон это что, это что?

    Елеся. Что ж такое за диковина! Частный дом.

    Крутицкий. Что, мороз-то по коже подирает, подирает тебя?

    Елеся. С чего же это? Частный дом нам очень хорошо известен; знаем все ходы и выходы; и с переднего крыльца, и с заднего бывали.

    Крутицкий. Ты знаешь? Это хорошо, что знаешь. Так вот туда и водят веревочке.

    Елеся. Видали.

    Крутицкий. Вот и поведут.

    Елеся. Кого?

    Крутицкий. Кто найдет, да не объявит.

    Елеся. Я не дурак; я коли найду, сейчас объявлю: так и так, мол; я закон-то знаю.

    Крутицкий. Ну, так и объявляй скорей, и объявляй! Вот и пойдем вместе, вот и хорошо.

    Елеся. Да об чем? Я в жизнь-то ничего, кроме пуговиц без ушков, не находил; так про что объявлять-то?

    Крутицкий. Ты обманываешь меня, ты ведь хитрый.

    Елеся. Хитер, да не на то.

    Крутицкий. На что же?

    Елеся. Секрет, Михей Михеич.

    Крутицкий. А ты бога все-таки помни! Коли есть что на душе, ты лучше скажи, повинись.

    Елеся. Это вы успокойтесь, религия в нас настоящая. А вот улицу подмести надо, это точно.

    Крутицкий. Ты где будешь мести?

    Елеся. С той улицы, перед домом.

    Крутицкий. Ну, ступай, ступай. Только ты делай дело хорошенько, сюда уж ты и не заглядывай. Всякое дело делай хорошенько!

    Явление седьмое

    Крутицкий один.

    Крутицкий. Вот я сперва за подкладкой пошарю, а после и поищу. Ведь тут, тут; а как было я испугался! (Щупает за подкладкой.) Нет! Ну, и поищу, и поищу… (Потерявшись.) Теперь вот… через две минуты я либо опять с деньгами, либо… Господи, не попусти! (Плачет, как ребенок.) Двадцать лет я голодал, двадцать лет жену морил голодом. Господи! Я хуже мота, хуже пьяницы; те хоть удовольствие себе делают, а я копил, копил, да и потерял. Казнить меня на площади, жилы тянуть. Как потерять! Деньги берегут, а не теряют. Ведь я знаю, что их берегут, я лучше всех знаю, как берегут их. А я-то вот и потерял, как глупый ребенок. Михей, где денежки, где денежки? Ну, что я скажу! (Плачет.) Потерял… Я оглупел, я дурачком стал на старости лет. (Плачет.) Ищи, Михей, ищи! (Вслушивается.) Кто сказал — ищи? Это я сам сказал — ищи! Да, да, ищи, а не найдешь, заплачешь, не так заплачешь, ох, как заплачешь, горько заплачешь! Зачем копил, зачем? Бывало, жена больная дрожит от холода, стонет: «Михей, Михей, сжалься, я умираю, чайку мне, хоть чашечку, согреться бы мне». А мне было жаль гривенника для нее… Ищи, Михей, ищи! (Оглядывается.) А? кто тут? Да никого нет. Я сам же сказал, а других ищу. Где я был? Постой, постой! Я помню, да, вот где, в саду. (Идет в сад Епишкина.)

    Входит Елеся. Из лавки выходят Епишкин и Петрович.

    Явление восьмое

    Елеся, Епишкин, Петрович.

    Епишкин. А, друг, ты с метлой никак?

    Елеся. Истукарию Лупычу наше почтение! Петровичу особенное! С метлой-с.

    Епишкин. Подмел бы ты уж кстати кругом лавочки.

    Елеся. С нашим удовольствием. Я, как расхожусь, так мне только дела давай.

    Епишкин. Ну, и действуй.

    Елеся (смеется). Не пыльна работа, а выгодна. Так, Истукарий Лупыч, я говорю?

    Епишкин. Так, так, не перетакивать стать.

    Елеся (метет). Стойте-ко, находка! Вот она, в траве-то! (Поднимает сверток, который уронил Крутицкий.) Чур одному! Батюшки, что это такое?

    Петрович. Покажи-ко!

    Елеся. Нет. Чур одному! Шалишь, брат. Ты бы прежде меня закричал: «чур вместе», ну, нечего делать, половина твоя, а теперь все мое. Чур одному!

    Епишкин. Да на что польститься-то! Кому тут потерять-то что-нибудь путное?

    Петрович. Владей один, твое счастье.

    Елеся (развертывая сверток). Нет, батюшки! Тут деньги, билеты. (Дрожит.)

    Епишкин. Покажи, покажи!

    Елеся (громко). Не выпущу из рук, не выпущу.

    Епишкин. Да ты держи, мы в твоих руках посмотрим.

    Елеся (громко). Смотрите, а из рук не выпущу. Умру, а не выпущу. Чур одному!

    Входит Крутицкий.

    Явление девятое

    Елеся, Епишкин, Петрович, Крутицкий.

    Крутицкий (хватает Елесю за ворот). Нашлись, нашлись! Держите вора, держите его!

    Елеся (освобождаясь). Что меня держать, я и так не уйду. Отойди!

    Крутицкий. Подай, подай! Все ли тут?

    Елеся. Так и отдал, держи карман-то шире! А все ли, там сочтут, кому надобно.

    Крутицкий хочет поймать руку Елеси.

    Петрович (не допуская Крутицкого). Ишь ты, крапивное семя, где только завидит деньги, так и цапается за них.

    Елеся (сжимает деньги в руке). Ну, да ведь уж я скорей жизни своей решусь, чем с этими деньгами расстанусь. Нет уж, кончено, замерли тут.

    Крутицкий. Подай, подай!

    Петрович (отталкивая Крутицкого). Ты поди в опекунский, там больше; там попроси, может, дадут тебе.

    Крутицкий (падая на колени). Елеся, пожалей старика! В гроб ведь ты меня вгонишь, в гроб. Мои ведь, отдай!

    Елеся. Ловок ты больно! Отдай! Свое счастье отдать!

    Петрович. Однако ты химик! На какую штуку взять хочешь! За столько-то тысяч, пожалуй, и я на колени стану. Ты что-нибудь новенькое выдумай! Это ведь не копеечку подать.

    Елеся (плачет). Как отдать, посудите! Что мне маменька-то скажет! У нас дом валится.

    Епишкин. Да что с ним разговаривать! Ты нашел — твои и деньги. Поди объявляй, мы свидетели.

    Елеся. Так ведь, Истукарий Лупыч? Мои?

    Епишкин. Еще бы.

    Крутицкий (Елесе). Задушу я тебя!

    Епишкин (удерживая его). Полно шалить-то, любезный, не маленький!

    Петрович. Ишь ты, жадность-то до чего доводит. Вот таков-то он и секлетарем был. Ухватит просителя за ворот, кричит: подай деньги!

    Входит Лютов, за ним два будочника.

    Явление десятое

    Елеся, Епишкин, Петрович, Крутицкий, Лютов.

    Епишкин. Дозор идет, вот и кстати.

    Лютов. Что за шум?

    Епишкин. История, Тигрий Львович.

    Елеся. Я, стало быть, деньги нашел, заявить хочу. Вот свидетели.

    Крутицкий. Меня ограбили, он украл у меня, вытащил из кармана.

    Лютов. Не все вдруг. (Елесе.) Говори ты сначала!

    Елеся. Вот вдруг Истукарий Лупыч говорит: «мети!»

    Лютов. Да. Ну!

    Елеся. Я, стало быть, мету, и вот вдруг…

    Лютов. Ну!

    Елеся. И вот вдруг деньги…

    Лютов. Еще что?

    Елеся. Вот видели.

    Лютов. Подай сюда!

    Елеся. Всех не отдам, Тигрий Львович, живого в землю закопайте, не отдам. Мне третья часть следует. (Плачет.) Дом заложен, на сторону валится, маменька бедствует. Долго ль нам еще страдать-то? Нам бог послал. Нет, уж это на что же похоже! Не троньте меня, грубить стану.

    Лютов (будочнику). Возьми его!

    Будочник берет Елесю за руку и достает веревку.

    Елеся. В суд ведите! Вот что.

    Лютов. Молчи!

    Выходят из калитки Мигачева, из саду Фетинья.

    Явление одиннадцатое

    Елеся, Епишкин, Петрович, Крутицкий, Лютов, Мигачева, Фетинья.

    Мигачева. Батюшки, что за беда!

    Фетинья (про себя). Ох, и вижу я, да не подойду; затаскают, насидишься.

    Мигачева. От слов моих, пропасти-то все я ему сулила.

    Лютов (Крутицкому). Вы что?

    Крутицкий. Ваше благородие, бедность моя…

    Лютов. Да. Ну!

    Крутицкий. Подаянием питаюсь, куска хлеба в доме нет…

    Лютов. Потом что?

    Крутицкий. Велите отдать! Не погубите старика! Он у меня отнял, украл. (Ловит руку Лютова, чтобы поцеловать.)

    Лютов. Оставьте!

    Петрович. Что же он говорит, ваше благородие! Копейки нет, куска хлеба нет, а тысячи у него были!

    Крутицкий. Это не мои, это чужие.

    Лютов. А не ваши, так, вам до них и дела нет. (Елесе.) Пойдем! (Будочнику) Веди его!

    Крутицкий (громко). Стойте! Мои, мои деньги. Сто тысяч у меня, двести, миллион… Вы их разделить хотите! Ограбить меня! Я своей копейки тронуть не дам, умру за нее. Я вас под суд, в Сибирь, грабители!

    Лютов (другому будочнику). Возьми его!

    Будочник берет Крутицкого.

    Ведите их! (Епишкину и Петровичу.) За вами пришлют, когда будет надо.

    Елеся. Что делать-то, Истукарий Лупыч! Русская пословица: от сумы да от тюрьмы не отказывайся! Так я говорю?

    Лютов. Ну, марш, без разговоров!

    Уходят.

    Мигачева. Батюшки, куда их повели-то?

    Петрович. Да сначала, как по делу-то видно, надо быть, в острог. Посидят там года два, ну, а потом уж вдоль по Владимирской.

    Мигачева. Как же мне быть-то? Батюшка, помоги ты мне!

    Петрович. Изволь. Просудишь дом-то. Уж тогда буду я хозяином, а ты у меня в жильцах жить.

    Мигачева. За что его взяли-то? Какая беда-то его?

    Петрович. Ограбили кого-то с Михеем да не разделят. Вот и все. (Смеется.) Дело-то пустое, а люди-то вяжутся…

    Действие: 1 2 3 4 5

    © timpa.ru 2009- открытая библиотека