• Приглашаем посетить наш сайт
    Радищев (radischev.lit-info.ru)
  • Бешеные деньги.
    Действие второе

    Действие: 1 2 3 4 5

    Действие второе

    ЛИЦА:

    Чебоксарова.

    Лидия.

    Кучумов.

    Телятев.

    Васильков.

    Глумов.

    Андрей.

    Богато меблированная гостиная, с картинами, коврами, драпри. Три двери: две по бокам и одна входная.

    Явление первое

    Васильков ходит взад и вперед, из дверей налево выходит Телятев.

    Телятев. Я думал, что ты давно уехал. Что же ты нейдешь к дамам? Не хватает храбрости?

    Васильков. Все мое несчастие, что я не умею поддерживать разговора.

    Телятев. Какое тут уменье! Не нужно только заводить, особенно после обеда, ученых споров. Говори, что в голову придет, лишь бы только была веселость, остроумие, легкое злословие, а ты толкуешь об усеченных пирамидах, о кубических футах.

    Васильков. Я уже теперь обдумал один веселый анекдот, который хочу рассказать.

    Телятев. Так иди скорее, пока не забыл.

    Васильков. А ты куда же торопишься?

    Телятев. Меня Лидия Юрьевна за букетом послала.

    Васильков. О, я вижу по всему, что ты мой самый опасный соперник.

    Телятев. Не бойся, друг! Кто в продолжение двадцати лет не пропустил ни одного балета, тот в мужья не годится. Меня не страшись и смело иди рассказывать свой анекдот.

    Васильков уходит в дверь налево; оттуда же выходит Глумов.

    Явление второе

    Телятев и Глумов.

    Глумов. Этот еще здесь? Каков гусь! Нет, я вижу, пора его выгнать. Довольно потешились. Жаль, что мы не поддержали пари.

    Телятев. Я и теперь держать не стану.

    Глумов. Однако он тогда, в купеческом, ловко нас обработал. Хорош Кучумов! Говорил, что двенадцать тысяч накануне выиграл, а тут шестьсот рублей отдать не мог. В первый раз человека видит и остался должен… Ты куда?

    Телятев. На Петровку.

    Глумов. Поедем вместе.

    Уходят. Входят Кучумов и Надежда Антоновна.

    Явление третье

    Кучумов и Надежда Антоновна.

    Кучумов. Мuta d'accento e de pensier…[2]

    Надежда Антоновна. С некоторых пор я только такие известия и получаю.

    Кучумов. Хм, да… Неприятно! E de pensier…

    Надежда Антоновна. Что ни день, то и жди какой-нибудь новости в таком роде.

    Кучумов. Но что же он там делает, ваш муж? Как же это так… допустить?.. Не понимаю. Наш брат, человек со смыслом…

    Надежда Антоновна. А что ж он сделать может! Ведь вы читали, что он пишет: неурожай, засуха, леса все сожжены на заводе, а от завода каждый год убыток. Он пишет, что ему теперь непременно нужно тысяч тридцать, что имение уж назначено в продажу.

    Кучумов. Да что ж он, чудак…Разве у него мало знакомства! Да вот я, например… Вы ему так и напишите, чтоб он ко мне адресовался прямо. Мuta d'accento…

    Надежда Антоновна. Ах, друг мой! Я всегда была в вас уверена.

    Кучумов. Ну, да что такое, что за одолжение! По старому знакомству, я рад… Что для меня значит…

    Надежда Антоновна. Григорий Борисыч, но… ради бога… Я откровенна только с вами, а для других мы пусть останемся богатыми людьми. У меня дочь, ей двадцать четыре года; подумайте, Григорий Борисыч!

    Кучумов. Конечно, конечно.

    Надежда Антоновна. Нам надо поддерживать себя… Пока еще есть кредит… но немного. Подойдет зима; театры, балы, концерты. Надо спросить у матерей, чего все это стоит. У меня Лидия ничего и слушать не хочет, ей чтоб было. Она ни цены деньгам, ни счету в них не знает. Поедет по магазинам, наберет товаров, не спрашивая цены, а потом я по счетам и расплачивайся.

    Кучумов. А женихов не предвидится?

    Надежда Антоновна. На ее вкус трудно угодить.

    Кучумов. Такую девушку в прежнее время давно тихонько бы увезли. Да, кажется, если б у меня не старуха…

    Надежда Антоновна. У вас шутки… А каково мне, матери! Столько лет счастливой жизни, и вдруг… Прошлую зиму я ее вывозила всюду, ничего для нее не жалела, прожила все, что было отложено ей на приданое, и все даром. А нынче, вот ждала от мужа денег, и вдруг такое письмо. Я уж и не знаю, чем мы жить будем. Как я скажу Лидиньке? Это ее убьет.

    Кучумов. Да вы, пожалуйста, коли что нужно, без церемонии… Уж позвольте мне заменить Лидиньке отца на время его отсутствия. Я знаю ее с детства и люблю, поверьте мне, больше, чем дочь… люблю… да….

    Надежда Антоновна. Не знаю, как вы любите, а для меня нет жертвы, которую бы я не принесла для нее.

    Кучумов. И я то же самое, то же самое. Зачем у вас этот Васильков? Надо быть разборчивее.

    Надежда Антоновна. Отчего ж ему не бывать?

    Кучумов. Неприятен… Кто он такой, откуда взялся, никто не знает.

    Надежда Антоновна. И я не знаю. Знаю, что он дворянин, прилично держит себя.

    Кучумов. Да, ну так что ж?

    Надежда Антоновна. Хорошо говорит по-французски.

    Кучумов. Да. Невелико же достоинство.

    Надежда Антоновна. Говорят, что у него какие-то дела, важные.

    Кучумов. И только. Немного же вы знаете.

    Надежда Антоновна. Кажется, неглуп.

    Кучумов. Ну, уж об этом позвольте мне судить. Как же он к вам попал?

    Надежда Антоновна. Не помню, право. Его представил кто-то; кажется, Телятев. У нас все бывают.

    Кучумов. Уж не думает ли он жениться на Лидиньке?

    Надежда Антоновна. Кто же знает, может быть, и думает.

    Кучумов. А состояние есть?

    Надежда Антоновна. Я, признаться сказать, так мало о нем думаю, что не интересуюсь его состоянием.

    Кучумов. Толкует все: «нынешнее время, да нынешнее время».

    Надежда Антоновна. Теперь все так говорят.

    Кучумов. Ведь этак можно и надоесть. Говори там, где тебя слушать хотят. А что такое нынешнее время, лучше ль оно прежнего? Где дворцы княжеские и графские? Чьи они? Петровых да Ивановых. Где роговая музыка, я вас спрашиваю? А, бывало, на закате солнца, над прудами, а потом огни, а посланники-то смотрят. Ведь это слава России. Гонять таких господ надо.

    Надежда Антоновна. Зачем же? Напротив, я хочу приласкать его. В нашем положении всякие люди могут пригодиться.

    Кучумов. Ну, едва ли этот на что-нибудь годится. Уж вы лучше на нас, старичков, надейтесь. Конечно, я жениться не могу, жена есть. Ох, ох, ох, ох! Фантазии ведь бывают у стариков-то; вдруг ничего ему не жаль. Я сирота, у меня детей нет, — меня, куда хочешь, поверни, и в посаженые отцы, и в кумовья. Старику ласка дороже всего, мне свои сотни тысяч в могилу с собой не брать. Прощайте, мне в клуб пора.

    Надежда Антоновна (провожая до двери). Можно надеяться вас скоро видеть?

    Кучумов. Да, разумеется. Я еще вашей дочери конфекты проиграл. Вот я какой старик-то, во мне все еще молодая кровь горит. (Уходит.)

    Надежда Антоновна. Эх, не конфекты нам нужны. (Стоит задумавшись.)

    Выходит Васильков и берет шляпу.

    Явление четвертое

    Надежда Антоновна и Васильков.

    Надежда Антоновна. Куда вы торопитесь?

    Васильков. Честь имею кланяться.

    Надежда Антоновна. Погодите! (Садится на диван.)

    Васильков. Что прикажете?

    Надежда Антоновна. Садитесь! (Васильков садится.) Я хочу с вами поговорить. Мы давно знакомы, а я совершенно не знаю вас; мы почти не разговаривали. Вы, должно быть, не любите старух?

    Васильков. Нисколько. Но что же вам, сударыня, угодно знать обо мне?

    Надежда Антоновна. Мне, по крайней мере, нужно знать вас настолько, чтоб уметь отвечать, когда про вас спрашивают; у нас бывает много народу, никто вас не знает.

    Васильков. Оттого меня и не знают, что я жил в провинции.

    Надежда Антоновна. Вы где воспитывались?

    Васильков. В высшем учебном заведении, но более сам занимался своею специальностью.

    Надежда Антоновна. Это прекрасно. Ваши родители живы еще?

    Васильков. Только мать жива, но и она безвыездно в деревне.

    Надежда Антоновна. Значит, вы почти одинокий человек. Вы служите?

    Васильков. Нет, занимаюсь частными предприятиями, имею дело больше с простым народом: с подрядчиками, с десятскими.

    Надежда Антоновна (снисходительно кивая головой). Да, десятники, сотники, тысячники… Я слышала одну диссертацию…

    Васильков. Нет, у нас только одни десятники.

    Надежда Антоновна. Ах, это очень хорошо… Да, да, да, я вспомнила. Это теперь в моду вошло, и некоторые даже из богатых людей… для сближения с народом… Ну, разумеется, вы в красной шелковой… в бархатном кафтане. Я видела зимой в вагоне мильонщика и в простом бараньем… Как это называется?

    Васильков. Полушубке.

    Надежда Антоновна. Да, в полушубке и в бобровой шапке.

    Васильков. Нет, я своей одёжи не меняю.

    Надежда Антоновна. Но ведь, чтоб так проводить время, нужно иметь состояние.

    Васильков. Во-первых, это самое дело уж очень доходно.

    Надежда Антоновна. То есть весело, вы хотите сказать. Поют песни, водят хороводы, — вероятно, у вас свои гребцы на лодках.

    Васильков. У меня ничего подобного нет; впрочем, вы правы; нашего дела без состояния начинать нельзя.

    Надежда Антоновна. Ну, еще бы, конечно, я так и думала. С первого разу видно, что вы человек с состоянием. Вы что-то не в духе сегодня. (Молчание.) Зачем вы спорите с Лидией? Это ее раздражает, она девушка с характером.

    Васильков. Что она с характером, это очень хорошо; в женщине характер — большое достоинство. А вот что жаль, Лидия Юрьевна имеет мало понятия о таких вещах, которые теперь уже всем известны.

    Надежда Антоновна. Да зачем ей, скажите, мой друг, зачем ей иметь понятие о вещах, которые всем известны? Она имеет высшее образование. У нас богатая французская библиотека. Спросите ее что-нибудь из мифологии, ну, спросите! Поверьте, она так хорошо знакома с французской литературой и знает то, о чем другим девушкам и не грезилось. С ней самый ловкий светский говорун не сговорит и не удивит ее ничем.

    Васильков. Такое оборонительное образование хорошо при другом. Разумеется, я не имею права никого учить, если меня не просят. Я бы не стал и убеждать Лидию Юрьевну, если бы…

    Надежда Антоновна. Что «если бы»?

    Васильков. Если бы не надеялся принести пользу. С переменой убеждений в ней изменился бы взгляд на людей; она бы стала более обращать внимания на внутренние достоинства.

    Надежда Антоновна. Да, на внутренние достоинства…Это очень хорошо вы говорите.

    Васильков. Тогда мог бы и я надеяться заслужить ее расположение. А теперь быть приятным я не могу, а быть смешным не хочу.

    Надежда Антоновна. Ах, нет, что вы! Она еще так молода, она еще десять раз переменится. А я, признаюсь, всегда с удовольствием вас слушала, и без вас часто говорила ваши слова дочери.

    Васильков. Благодарю вас. Я хотел уже ретироваться, чтоб не играть здесь жалкой роли.

    Надежда Антоновна. Ай, ай, стыдно?

    Васильков. Мне ведь особенно унижаться не из чего: не я ищу, меня ищут.

    Надежда Антоновна. Молодой человек, вы найдете во мне союзницу, готовую помогать вам во всех ваших намерениях. (Таинственно.) Слышите, во всех; потому что я нахожу их честными и вполне благородными.

    Входит Лидия и останавливается у двери.

    Васильков (встает, целует руку Надежды Антоновны). До свиданья, Надежда Антоновна.

    Надежда Антоновна. До свиданья, мой добрый друг!

    Васильков кланяется Лидии и уходит.

    Явление пятое

    Надежда Антоновна и Лидия.

    Лидия. Что вы с ним говорили? О чем? Он ужасен, он сумасшедший.

    Надежда Антоновна. Уж поверь мне, я знаю, что делаю. Наше положение не позволяет нам быть очень разборчивыми.

    Лидия. Какое положение! Его нельзя терпеть ни в каком положении. Он не знает нашей жизни, наших потребностей, он чужой.

    Надежда Антоновна. Ах, он часто говорит правду.

    Лидия. Да кто же ему дал право проповедовать! Что он за пророк! Согласитесь, maman, что гостиная не аудитория, не технологический институт, не инженерный корпус.

    Надежда Антоновна. Лидия, ты уж очень безжалостна с ним.

    Лидия. Ах, maman, да какое же есть терпение его слушать! Какие-то он экономические законы выдумал! Кому они нужны? Для нас с вами, надеюсь, одни только законы и есть — законы света и приличий. Если все носят такое платье, так я хоть умри, а надевай. Тут некогда думать о законах, а надо ехать в магазин и взять. Нет, он сумасшедший!

    Надежда Антоновна. А мне кажется, он просто оригинальничает. Так многие делают. Он не очень образован, а может быть, и не умен, остроумием не отличается, а говорить надо что-нибудь, чтоб быть заметным: вот он и хочет показаться оригиналом. А, вероятно, и думает, и поступает, как и все порядочные люди.

    Лидия. Может быть, и так; но он надоел до невозможности.

    Надежда Антоновна. Он человек с состоянием, к таким людям надо быть снисходительнее. Ведь прощаем же мы прочих; половина тех господ, которые к нам ездят, хвастуны и лгут ужасно.

    Лидия. Мне что за дело, что они лгут, по крайней мере, с ними весело, а он скучен. Вот чего простить нельзя.

    Надежда Антоновна. Есть, мой друг, и еще причина быть к нему снисходительнее, и я тебе советую…

    Лидия. Что за причина? Говорите!

    Надежда Антоновна. Ты благоразумна… Я надеюсь, что у тебя достанет присутствия духа выслушать меня хладнокровно.

    Лидия (с испугом). Что такое, что такое?

    Надежда Антоновна. Я получила письмо от отца из деревни.

    Лидия. Он болен, умирает?

    Надежда Антоновна. Нет.

    Лидия. Что же такое? Говорите!

    Надежда Антоновна. Наши надежды на нынешний сезон должны рушиться.

    Лидия. Каким образом? Я ничего не понимаю,

    Надежда Антоновна. Я писала к мужу в деревню, чтоб он нам выслал денег. Мы много должны, да на зиму нам нужна очень значительная сумма. Сегодня я получила ответ…

    Лидия. Что же он пишет?

    Надежда Антоновна (нюхая спирт). Он пишет, что денег у него нет, что ему самому нужно тысяч тридцать, а то продадут имение; а имение это последнее.

    Лидия. Очень жаль! Но согласитесь, maman, что ведь я могла этого и не знать, что вы могли пожалеть меня и не рассказывать мне о вашем разорении.

    Надежда Антоновна. Но все равно ведь после ты узнала бы.

    Лидия. Да зачем же мне и после узнавать? (Почти со слезами.) Ведь вы найдете средства выйти из этого положения, ведь непременно найдете, так оставаться нельзя. Ведь не покинем же мы Москву, не уедем в деревню; а в Москве мы не можем жить, как нищие! Так или иначе, вы должны устроить, чтоб в нашей жизни ничего не изменилось. Я этой зимой должна выйти замуж, составить хорошую партию. Ведь вы мать, ужели вы этого не знаете? Ужели вы не придумаете, если уж не придумали, как прожить одну зиму, не уронив своего достоинства? Вам думать, вам! Зачем же вы мне-то рассказываете о том, чего я знать не должна? Вы лишаете меня спокойствия, вы лишаете меня беззаботности, которая составляет лучшее украшение девушки. Думали бы вы, maman, одни и плакали бы одни, если нужно будет плакать. Разве вам легче будет, если я буду плакать вместе с вами? Ну скажите, maman, разве легче?

    Надежда Антоновна. Разумеется, не легче.

    Лидия. Так зачем же, зачем же мне-то плакать? Зачем вы навязываете мне заботу? Забота старит, от нее морщины на лице. Я чувствую, что постарела на десять лет. Я не знала, не чувствовала нужды и не хочу знать. Я знаю магазины: белья, шелковых материй, ковров, мехов, мебели; я знаю, что когда нужно что-нибудь, едут туда, берут вещь, отдают деньги, а если нет денег, велят commis (приказчикам) приехать на дом. Но откуда берут деньги, сколько их нужно иметь в год, в зиму, я никогда не знала и не считала нужным знать. Я никогда не знала, что значит дорого, что дешево, я всегда считала все это жалким, мещанским, копеечным расчетом. Я с дрожью омерзения отстраняла от себя такие мысли. Я помню один раз, когда я ехала из магазина, мне пришла мысль: не дорого ли я заплатила за платье! Мне так стало стыдно за себя, что я вся покраснела и не знала, куда спрятать лицо; а между тем я была одна в карете. Я вспомнила, что видела одну купчиху в магазине, которая торговала кусок материи; ей жаль и много денег-то отдать, и кусок-то из рук выпустить. Она подержит его да опять положит, потом опять возьмет, пошепчется с какими-то двумя старухами, потом опять положит, а commis смеются. Ах, maman, за что вы меня мучите?

    Надежда Антоновна. Я понимаю, душа моя, что я должна была скрыть от тебя наше расстройство, но нет возможности. Если остаться в Москве, — мы принуждены будем сократить свой расход, надо будет продать серебро, некоторые картины, брильянты.

    Лидия. Ах, нет, нет, сохрани бог! Невозможно, невозможно! Вся Москва узнает, что мы разорены; к нам будут являться с кислыми лицами, с притворным участием, с глупыми советами. Будут качать головами, ахать, и все это так искусственно, форменно, — так оскорбительно! Поверьте, что никто не даст себе труда даже притвориться хорошенько. (Закрывает лицо руками.) Нет! Нет!

    Надежда Антоновна. Но что же нам делать?

    Лидия. Что делать? Не терять своего достоинства. Отделывайте заново квартиру, покупайте новую карету, закажите новые ливреи людям, берите новую мебель, и чем дороже, тем лучше.

    Надежда Антоновна. Где же деньги?

    Лидия. Он за все заплатит.

    Надежда Антоновна. Кто он?

    Лидия. Муж мой.

    Надежда Антоновна. Кто твой муж, где он?

    Лидия. Кто бы он ни был.

    Надежда Антоновна. Не делал ли кто тебе предложения?

    Лидия. Никто не делал, никто не смел делать; мои женихи от меня, кроме презрения, ничего не видали. Я сама искала красавца с состоянием, — теперь мне нужно только богатого человека, а их много.

    Надежда Антоновна. Не ошибись в своих расчетах.

    Лидия. Неужели красота потеряла свою цену? Нет, maman, не беспокойтесь! Красавиц мало, а богатых дураков — много.

    Входит Андрей.

    Андрей. Господин Телятев.

    Лидия. Вот вам первый.

    Надежда Антоновна (Андрею). Проси!

    Андрей уходит.

    Лидия. Оставьте нас, не мешайте. Вот кто заплатит за все.

    Надежда Антоновна. А если?..

    Лидия. А если?.. Ну что ж? Вы говорите, что у Василькова большое состояние, — тогда пошлите за ним. У него золотые прииски, он глуп, — золото наше.

    Надежда Антоновна (уходя). Я лучше теперь пошлю, надо его приготовить. (Уходит.)

    Входит Телятев с букетом.

    Явление шестое

    Телятев и Лидия.

    Лидия. Как вы проворны, как вы меня балуете! Говорите, зачем вы это делаете?

    Телятев. Разве это новость для вас? Когда же я не исполнял ваших приказаний?

    Лидия. Зачем же вы всегда меня балуете?

    Телятев. Я уж так устроен для услуг, — это мое призвание. Что мне делать, больше у меня и дела никакого нет.

    Лидия. Значит, развлечение, от скуки. Однако вы своими угождениями кружите мне голову.

    Телятев. Я же виноват!

    Лидия. Это или совсем не вина, или вина большая, смотря по тому, искренни ваши поступки или нет.

    Телятев. Конечно, искренни.

    Лидия. Но ведь постоянные угождения, постоянная лесть — это все своего рода удочки, на которые вы нас ловите. Вы заставляете предполагать в вас такую преданность, к которой нельзя оставаться равнодушной.

    Телятев. Тем лучше; не все же нам одним быть неравнодушными, пора и вашему чувству проснуться.

    Лидия. Да, хорошо вам говорить, когда у вас всякое чувство давно уже сделалось только фразой. У вас в жизни было столько практики по этой части, что вы умеете владеть собой во всяком положении. А вы представьте неопытную девушку, у которой чувство проснется в первый раз, — ее положение очень трудно и опасно.

    Телятев. Очень может быть. Я своего мнения сказать не могу: ни разу девушкой не был.

    Лидия. Если раз обнаружить свое чувство, то или сделаешься игрушкой мужчины, или будешь смешна; и то, и другое нехорошо. Ведь нехорошо?

    Телятев. Нехорошо.

    Лидия. Так не кружите мне голову напрасно, будьте искреннее, я вас прошу об этом! Не говорите того, чего не чувствуете; не любезничайте со мной, если я вам не нравлюсь!

    Телятев. Кто вам сказал! Помилуйте! Я всегда говорю то, что чувствую.

    Лидия. Неужели?

    Телятев. Даже меньше говорю, чем чувствую.

    Лидия. Зачем же?

    Телятев. Не смею… Разве позволите?

    Лидия. Я прошу вас.

    Телятев. Я перестаю верить ушам своим. Не во сне ли я? Что за счастливый день! Которое нынче число?

    Лидия. Отчего счастливый день?

    Телятев. Да мог ли я ждать! Вы любезны со мной, вы для меня сходите на землю с вашей неприступной высоты. Вы были Дианой, презирающей мужской род, с луной в прическе, с колчаном за плечами; а теперь вы преобразились в простую, сердечную, даже наивную пейзанку, из тех, которые в балетах пляшут, перебирая свой передник. Вот так. (Делает обыкновенные пейзанские жесты.)

    Лидия. Разве это для вас счастье?

    Телятев. Ведь я не «Медный всадник», не «Каменный гость».

    Лидия. Как легко вас осчастливить! Что ж, я очень рада, что могу осчастливить вас.

    Телятев. Меня осчастливить? Лидия Юрьевна, вы ли, вы ли это?

    Лидия. Что вас удивляет? Разве вы не стоите счастья?

    Телятев. Не знаю, стою ли; но ведь я с ума сойду.

    Лидия. Сойдите!

    Телятев. Я наделаю глупостей.

    Лидия. Наделайте.

    Телятев. Или вы зло шутите, или вы…

    Лидия. Договаривайте!

    Телятев. Или вы меня любите!

    Лидия. К несчастию, последнее справедливее.

    Телятев. Да какое же это несчастие? Это счастие, блаженство! Лучше придумать нельзя. (Слегка обнимает Лидию.)

    Лидия. Jean, ты мой?

    Телятев. Раб, раб, негр, абиссинец…

    Лидия (поднимая на него глаза). Надолго ли?

    Телятев. На век, на всю жизнь, даже более, если это можно.

    Лидия. Ах, как я счастлива!

    Телятев. Нет, как я-то счастлив. (Целует ее.)

    Лидия. Ах, боже мой, какое блаженство! Мaman!

    Телятев. Как, maman? Зачем тут maman? Нам третьего не нужно.

    Лидия. Я знаю, Jean, что не нужно; но я так счастлива.

    Телятев. Тем лучше.

    Лидия. Моя душа так полна, мне хочется поделиться с ней моею радостью.

    Телятев. Не надо ничем делиться! Нам больше останется.

    Лидия. Да, да, твоя правда, радостью не надо делиться, ее и так немного на земле. Но все равно, должны же мы будем ей сказать.

    Телятев. Вот уж не понимаю. Что ей сказать?

    Лидия. А то, Jean, что мы любим друг друга и желаем быть неразлучны на всю жизнь.

    Телятев. Да, вот что! Значит, по форме, как следует, законным браком. Ну, извините, я этого не ожидал.

    Лидия. Что я слышу? Чего же вы ожидали? Говорите!

    Телятев. Быть вашим слугой, рабом, чем угодно. А что касается брака, — это уж не мое дело.

    Лидия. Как же вы осмелились?

    Телятев. Я ни на что не осмеливался. Я только не запрещал вам любить меня, и никому запрещать не буду.

    Лидия. Да разве вы стоите моей любви?

    Телятев. Совершенная правда, что не стою; но разве любят только тех, которые стоят? Что ж бы я был за дурак, если бы стал отказываться от вашей любви и читать вам мораль? Извините, учить вас морали я никак не возьмусь, это мне и не по способностям, и совсем не в моих правилах. По-моему, чем в женщине меньше нравственности, тем лучше.

    Лидия. Вы чудовище! Вы гадкий!

    Телятев. Справедливо, и потому вы сами должны благодарить меня, что я не женился на вас.

    Лидия уходит.

    Вот было попался-то! Хорошо еще, что цел. Нет, эти игрушки надо бросить; так заиграешься, что и не увидишь, как в мужья попадешь. Долго ль до греха, человек слаб. (Идет к дверям.)

    Входит Васильков.

    Честь и место. (Уходит.)

    Входит Надежда Антоновна.

    Явление седьмое

    Надежда Антоновна и Васильков.

    Надежда Антоновна. Здравствуйте! Очень рада! Вот видите, мне ваше общество сделалось необходимым. Сядьте ко мне поближе.

    Васильков. Вы присылали за мной?

    Надежда Антоновна. Извините, что побеспокоила. Мне нужно совета, я — существо совершенно беспомощное, только одного серьезного человека и знаю, это — вас.

    Васильков. Благодарю вас! Чем могу служить?

    Надежда Антоновна. Я говорила с дочерью, мы хотим изменить свой образ жизни; нам надоело шумное общество; мы не станем никого принимать, кроме вас. Хотя у нас средства очень большие, но ведь это не обязывает беситься с утра до ночи.

    Васильков. Я полагаю.

    Надежда Антоновна. Лидия хочет докончить свое образование; в этом деле без руководителя нельзя; мы и решились обратиться к вам.

    Васильков. Всей душой рад служить вам; но чему же я могу учить Лидию Юрьевну? Сферической тригонометрии?

    Надежда Антоновна. Ах да, именно, именно. Согласитесь, что быть учителем молодой девушки довольно приятно.

    Васильков. Конечно; но для чего Лидии Юрьевне сферическая тригонометрия?

    Надежда Антоновна. Она вообще с большими странностями, но добрая, очень добрая девушка. (Таинственно.) Она ведь не любит этих шаркунов.

    Васильков. Удивляюсь.

    Надежда Антоновна. Что касается до меня, я давно их не жалую. Вот вам каждая мать, без опасения, может доверить свою дочь. Простите меня, мой друг, за откровенность; но я очень бы желала, чтобы вы Лидии понравились.

    Васильков. Благодарю вас.

    Надежда Антоновна. Кажется, если б можно, я решилась бы употребить даже власть, чтоб только видеть ее счастливой!

    Васильков. Разве другого средства уже нет?

    Надежда Антоновна. Не знаю, попытайте сами. А вы любите мою дочь? Погодите, я погляжу вам в глаза. Ну, не говорите, не говорите, я вижу; только ведь вы очень робки; хотите, я ей скажу за вас? А то заспорите и поссоритесь — сохрани бог.

    Васильков. Позвольте мне самому! Мне еще нужно подготовиться к моему объяснению, подумать.

    Надежда Антоновна. О чем думать, что готовить?

    Входит Лидия.

    Явление восьмое

    Васильков, Надежда Антоновна и Лидия.

    Надежда Антоновна. Вот, Лидия, Савва Геннадич делает тебе предложение через меня: он просит твоей руки. Хотя со своей стороны я согласна и очень рада, но твоей воли нисколько не стесняю.

    Лидия. В таком деле, разумеется, я должна иметь свою волю, и если б мне кто-нибудь понравился, поверьте, maman, я скорее бы послушалась своего сердца, чем вашего совета. Но ко всем моим поклонникам я равнодушна одинаково: вы знаете, скольким женихам я уж отказала; а выйти замуж надо, пора уж, потому я и предоставляю себя в полное ваше распоряжение.

    Васильков. Значит, вы меня не любите?

    Лидия. Нет, не люблю. Зачем я буду вас обманывать! Но мы с вами после объяснимся. Maman, вы беретесь устраивать мою судьбу, помните, что вы же должны будете и отвечать за мое счастье.

    Надежда Антоновна (Василькову). Слышите, мой друг?

    Васильков. Я очень жалею.

    Лидия. О чем? Что я вас не люблю?

    Васильков. Нет, что я поторопился.

    Лидия. Откажитесь, еще есть время. Должно быть, и с вашей стороны любовь не очень сильна, когда вы так легко от меня отказываетесь. Не сердитесь, а благодарите меня, что я с вами откровенна; притвориться ничего не стоит, но я не хочу этого. Все невесты говорят, что влюблены в своих женихов, но вы не верьте им, — любовь приходит после. Отбросьте в сторону самолюбие и согласитесь! За что мне было полюбить вас? И лицо ваше не из красивых, и имя неслыханное, и фамилия какая-то мещанская. Все это мелочи, к этому можно привыкнуть, но не вдруг. За что вы сердитесь? Вы меня любите, благодарю вас. Заслужите мою любовь, и мы будем счастливы.

    Надежда Антоновна. Главное, вы помните, что ни я, ни отец для нее ничего не жалели, решительно ничего. Все-таки она приносит для вас жертву.

    Васильков. Я не хочу жертвы.

    Лидия. Вы, кажется, сами не знаете, чего хотите.

    Васильков. Нет, я знаю, чего хочу. Можно жениться без любви, любовь сама придет со временем, вы правы. Но я желаю, чтоб вы меня уважали, без этого уж брак невозможен.

    Лидия. Все это разумеется само собой, иначе бы я не пошла за вас.

    Васильков. Откровенность за откровенность. Вы мне сказали, что не любите меня, а я вам скажу, что я полюбил вас, может быть, прежде, чем вы того заслуживали. Вы должны тоже заслужить мою любовь; иначе, я не скрою от вас, она очень легко может перейти в ненависть.

    Лидия. Вот как!

    Васильков. Откажитесь от меня, еще есть время.

    Лидия. Зачем отказываться? Ха, ха, ха! Будем играть комедию, заслуживать любовь друг друга.

    Васильков. Я не комедии желаю, а светлой жизни и счастия.

    Лидия. Нет, вы именно комедии желаете. Вы делаете мне предложение, — я изъявляю согласие; чего же вам еще? Вы меня любите, вы только должны быть бесконечно счастливы, а не рассуждать об обязанностях. Свои обязанности всякий должен знать про себя. О том, как жить, рассуждают только люди бедные, которым жить нечем.

    Надежда Антоновна. Я вижу, вижу, что вы друг друга любите; и все споры ваши только, так сказать, литературные.

    Васильков. Позвольте, в качестве жениха, поднести вам. Я сегодня нечаянно купил эти вещи, а вот они и пригодились. (Подает коробку, в которой серьги и брошка.)

    Надежда Антоновна. О! Да эти вещи стоят несколько тысяч.

    Васильков. Всего три.

    Лидия. Мне кажется, есть возможность полюбить. (Протягивает Василькову руку, он почтительно целует.)

    Примечания

    2. Меняет выражение и мысли…

    Действие: 1 2 3 4 5

    © timpa.ru 2009- открытая библиотека